Лилиан Аллинг, легенда и история. Часть I

В чем разница между легендой и историей? Словарь Вебстера говорит нам, что история - это запись событий, произошедших в действительности, а легенда - это их художественная интерпретация, сорт литературы, которая может базироваться на фактах истории, может отвергать их, а может и дополнять историю полностью выдуманными происшествиями. Легенда о Лохнесском чудовище рассказывает нам о таинственном доисторическом монстре, обитающем в водах озера, а история заключается в проделке двух шутников, изготовивших в 1933 году деревянное чучело и долгое время с его помощью мистифицировавших обывателей. Изменило ли открытие этого исторического факта притягательность легенды? Нет, нисколько, так как и сегодня тысячи туристов посещают Шотландию с тайной надеждой увидеть чудовище за те десять минут, в течении которых экскурсионный автобус делает "фото-стоп" на обзорной площадке над развалинами замка Аркарт.

Существует красивая и романтичная легенда, рассказывающая про

И существует реальная история одинокой женщины, пробирающейся в 1927 году с рюкзаком и окованой железом палкой через заснеженные перевалы Канадских Скалистых гор.

Легенда красивее истории. Легенда литературнее истории. Всюду, где в реальные события привносится романтика и мораль, история исчезает и подменяется легендой. Легенда нужна людям, поскольку наделяет события замыслом, сюжетом, показывает осмысленность жизни. Есть Шервудский лес и есть деревня Локсли, но есть ли в них смысл без легенды о Робин Гуде?

Вот что говорит о Лилиан Аллинг легенда:

Летом 1927 года Лилиан Аллинг, молодая эмигрантка из России, из-за тоски по родине и не желая более выполнять черную работу чтобы прожить в Нью-Йорке, пораскинув мозгами, решила вернуться в Европу на свою родину. Так как она не имела денег на пароход, она решила отправиться в родную страну пешком. Она прошла Чикаго, Миннеаполис, Виннипег, отказываясь от всех приглашений подвезти её. Её видели на Юконе,  на Телеграфной Тропе в северной части Канадской Британской Колумбии, направляющейся к Аляске - с небольшим рюкзаком на спине и длинной железной трубке в руке для защиты от диких животных и недружественных людей. Полиция города Хейзелтона посадила её под арест, желая помешать ей пересекать Скалистые горы зимой, но они были в состоянии только задержать ее до весны. Снова отправившись в путь, она пошла дальше по Телеграфной тропе, через безлюдные горные перевалы. Достигнув Доусона, она приобрела и отремонтировала старую лодку. Весной 1929 года она спустила её в воды реки Юкон сразу после ледохода; на ней она добралась до полуострова Сьюард. Дальше она отправилась  по суше в направлении Нома и Берингова пролива. В последний раз её видели договаривающейся с эскимосами насчет пересечения Берингова пролива на лодке с целью достичь побережья Азии.

Собственно, это почти всё, что о Лилиан и известно. Эта таинственная история вдохновила не одну писательницу на сочинение повестей о путешествии Лилиан Аллинг. Подсознательно понимая, что идея попасть в Россию пешком через льды Аляски и Берингов пролив попахивает сумасшествием, а не тоской по родине, писательницы изобретали другие, более романтичные причины - на Российском берегу Лилиан ждал де возлюбленный, упасть в объятия которого она через всю Америку и стремилась. Непонятно только, почему она стремилась к нему исключительно пешком, отказываясь от всех предложений подвезти её на машине или отправиться пароходом. Как-то не очень-то и спешила, получается.

Австралийка Кассандра Пубис услышала легенду о Лилиан в двухтысячном году, и эта история завладела ей настолько, что Кассандра даже предприняла поиски в Нью-Йоркской библиотеке, чтобы найти какие-либо дополнительные сведения. Ничего там не обнаружив (причину этого мы поймём позднее), Кассандра задумала сама проехать и пройти по маршруту путешествия Лилиан, чтобы расспросить стариков и покопаться в местных архивах. Итогом этого паломничества явилась книга "Воронья дорога", вышедшая в 2001 году и рассказывающая больше о чувствах и мыслях самой писательницы, владевших ею в этом походе, о её ночных кошмарах, испытанных ею лишениях и даже голоде. Книга переполнена посторонними историями о Скалистых горах, о золотоискателях, о Телеграфной Тропе, местными легендами и индейскими мифами. В путешествие Кассандра отправилась не одна, а с подругой по имени Герри, и в течении поездки с ней полностью разругалась - эта склоке так же посвящено несколько десятков страниц. Очень много места Кассандра отводит своим звонкам мужу в Тасманию и той моральной поддержке, которую эти звонки ей оказывали. Словом, книга "Воронья дорога" является чем-то вроде автобиографии Кассандры Пубис. Это относительно занимательное чтение не даёт нам, однако, почти никакой новой информации о судьбе Лилиан Аллинг (кроме одного факта, о котором я расскажу ниже).

В 2007 году из под пера писательницы Эми Блюм выходит книга под названием "Вдаль", тоже базирующаяся на истории Лилиан Аллинг. Но только базирующаяся. Хорошо и интересно написаная книга повествует о некоей Лилиан Лейб, молодой и красивой девушке-иммигрантке, спасшейся от ужасов большевизма. Потеряв в 1922 году всю семью во время еврейского погрома в России, Лилиан в одиночестве бежит  в Америку, решив начать новую жизнь в Новом свете. Но скоро она узнаёт, что ее дочь Софи выжила при погроме, и Лилиан отправляется в долгое путешествие на родину, приводящее ее из еврейского квартала в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде, через джаз и круговерть Сиэтла, вдоль легендарной Телеграфного тропы до Аляски и Сибири. Книга полна мягкого юмора, красочных деталей, мысленных монологов двадцатидвухлетней еврейской девушки, оказавшейся посреди чужой страны без денег и надежд, но не растерявшей присутствия духа и любви к жизни.

В том же году оперный театр города Ванкувера переносит историю Лилиан Аллинг на сцену. Безусловно прекрасная и музыкальная постановка в декорациях, затмевающих даже декорации для Аиды, рассказывает нам романтическую историю любви Лилиан и её обретенного в походе друга по имени Скотти Огилви (это реальный человек, в те годы работник телеграфа в Скалистых горах). Опера замечательна сама по себе, но, опять-таки, относится к истории реальной Лилиан Аллинг лишь боком.

Интерпретации множатся, легенда цветёт дальше, настоящая история остаётся непознанной.

Пора расссказать эту историю. По крайней мере, ту часть, которую можно еще разыскать в архивах.

Лилиан Аллинг не была эмигранткой из России. Она не была еврейкой из восточной Польши или Белоруссии, она не спасалась от погромов и большевиков. Реальная Лилиан Аллинг была стопроцентной американкой.

Родители её были датчанами.

В 1887 году на острове Элис-Айлэнд, где располагался пункт приёма иммигрантов из Старого света и первый переселенческий лагерь, на американскую землю ступили Нильс и Вильгельмина Аллинг, приехавшие рейсом из Копенгагена. Это была семья молодоженов - Нильс был девятнадцати лет от роду, а Вильгельмине стукнуло всего семнадцать. Америке нужны были сильные и здоровые переселенцы (тогда желающим стать американцами проверяли здоровье как каким-нибудь лошадям, и могли отказать даже на основании нехватки зубов во рту), Нильс обладал дефицитной профессией столяра, поэтому Аллингам разрешили въезд. Нильс поменял имя на более простое для американского слуха - Нелс, звучавшее почти как негритянское Нелсон. Вильгельмина менять имя не стала, и тоже трудностей не испытывала, поскольку юную девушку и так все звали Минни.

Аллинги на Дикий Запад не поехали, они поселились в городишке Перт Амбой, Миддлсекс, Нью Джерси, среди бывших соотечественников и родственников - дядюшка Нелса эмигрировал в Америку десятилетием ранее. Окна их дома выходили на местное кладбище, и часто стук плотницкого молотка и визг рубанка Нелса Аллинга заглушали звуки негритянского похоронного джаза, доносившиеся от могил.

Как только молодые переселенцы немного осмотрелись и устроились, пришла пора подумать и о детях. Первенца, родившегося в 1892 году, назвали Бенджамин Кристиан; через два года появилась на свет дочка Флоренс, а еще через три - в 1897 году - дочь Лилиан.

И вот в этом месте рассказа мне, к огромному моему нежеланию, приходится нанести по романтической легенде об отважной путешественнице сильный (и не последний) удар - девочка родилась полумёртвой и настолько слабой, что её смерти ожидали со дня на день. Лилиан (её успели окрестить) выжила, но разум её остался поврежден. Сейчас это называли бы "задержками умственного и психического развития". Ближайшим аналогом и иллюстрацией её состояния мог бы служить такой литературный персонаж, как Форрест Гамп.

Нелс и Вильгельмина тут же делают еще одну попытку, и у Лилиан менее чем через год появляется братик Октавиус. Эти роды прошли благополучно, и Аллинги несколько подуспокоились. Следующий ребенок, Минни, родится через четыре года, еще через пять появится на свет последний ребенок семейства Аллингов, малышка Анни.

Вернемся к Лилиан. Туповатые дети, вообще-то, не редкость, и потом они часто почти нагоняют своих сверстников в развитии, оставаясь всю жизнь, разве что, несколько инфантильными. Умной и развитой женщине было трудновато пробиться в мужском обществе начала века - только Первая мировая война разобъёт гендерные стереотипы - но глупенькая и красивая жена и сегодня нужна многим (лишь бы она ложку мимо рта не проносила). Но с Лилиан всё было хуже: ребенок никак не мог начать толком говорить.

К пяти годам это было уже очень заметно. Интеллект Лилиан был нарушен незначительно, то есть, она была более-менее социально адаптирована - могла помогать матери по хозяйству, убирать у отца в мастерской или задать корм курицам - но вот послать её в лавочку купить фунт пшена было невозможно иначе, как с запиской от матери. Говорить Лилиан могла, она не была немой, и не пыталась выразить свои мысли мычанием, но сказать хотя бы слово для неё было и событием, и испытанием. Словом, это был сверх-молчаливый, очень сдержаный и скупой на эмоции ребенок.

Закрепившаяся за Лилиан репутация дурочки ставила крест на её будущем - и семейном, и социальном. Она была обречена остаться старой девой. В самую пору пубертета судьба наносит ей еще один удар - в 1913 году, в возрасте всего лишь сорока трёх лет, умирает её мать. Мир становится вдвое холодней к шестнадцатилетней Лилиан. Потерю матери она переживает внешне спокойно, но в душе её начинает нарастать отчаяние.

Годом позже девятнадцатилетняя Флоренс выходит замуж и покидает отчий дом. На свадьбу сестры из городка Пассиак-сити приезжает и старший сын Аллингов, Бенджамин (он учился там на обойщика). Свадебное торжество, пусть и скромное, пробуждает в душе Лилиан смутные надежды - сначала старшая сестра нашла себе жениха, за ней придёт и моя очередь. От веселых звуков диксиленда Лилиан даже начинает улыбаться.

Но годы идут, и ничего не меняется, кроме того, что Лилиан теперь старшая по дому - она и за кухарку, и за прачку, и за птичницу. Бенждамин, закончив обучение, возвращается в родной дом и помогает отцу с изготовлением мебели. Торговля идет хорошо, семья нисколько не нуждается. Нелсу уже за пятьдесят и он планирует скоро отойти от дел, оставив бизнес на старшего сына. Положение Лилиан в роли "прислуги за всё" устраивает всех, кроме самой Лилиан. Младшие сёстры вертят хвостами, и на них уже заглядываются соседские парни, а Лилиан угрюмо ждёт своей очереди, не желая поверить, что очередь эта не придёт никогда.

Скоро женится Бенджамин Аллинг - в том же Пассиак-сити он нашел себе жену, милую женщину по имени Ирен, чуть старше себя, и у них уже появился младенец Лоуренс.  Ну, теперь-то уж точно очередь Лилиан! Или нет?

Но вместо этого, жених появляется у этой несносной Минни! Она утверждает, что и так засиделась, а ведь ей всего двадцать пять! А Лилиан уже тридцать, и у неё даже никогда не было парня! Лилиан бунтует - она бьёт тарелки, пинает мебель, она плачет, стиснув зубы, она бросается на сестру с кулаками. Происходит страшный скандал. Не желающая из-за чудачеств дурочки-сестры терять шанс - может быть, последний! - выйти замуж, Минни "открывает шлюзы своего красноречия", и на сестру выплескивается вся грязь, накопившаяся у Минни в душе, причем, слово "дурочка" среди этого крика - еще самое невинное слово. Старый Нелс в эту склоку не вмешивается, предпочтя самоустраниться.

Этот скандал открывает Лилиан глаза. Она чужая в этом доме, весь мир против неё. Никогда она не будет счастлива. Никогда у неё не будет ни парня, ни мужа, ни младенчика. Лучше бы ей вообще не рождаться на этот свет.

Нарыдавшись в своей каморке, Лилиан решает наказать и домашних, и себя - она навсегда уйдёт из этого, ставшего таким чужим и враждебным, дома. Это самоубийственное решение, но Лилиан не рассуждает здраво. Покидав в холщевую котомку немножко одежды и прихватив банку со своими сбережения (она копила на свадьбу и приданое, и в банке за десятилетие набралось уже несколько сот долларов) Лилиан, топоча походными башмаками, скатывается по лестнице и выбегает за ворота. Взять с собой хоть какие-нибудь документы она и не подумала.

Так начинается долгое путешествие Лилиан Аллинг. Путешествие без цели, путешествие не "куда-то", а бегство "откуда-то", безнадежное, безостановочное движение вперед, куда глядят глаза, в попытке убежать от самой себя и от воспоминаний о несбывшемся. Она одна во всём мире, все люди ей враги, её единственное спасение - бегство в никуда, на закат, как можно дальше от дома, как можно дальше от людей.

Прочь. Away.

Лилиан не пытается "вернуться на родину", как то приписывает ей легенда. Её родина - Америка, а Дания для неё нечто чужое, она знает по-датски лишь пару слов, но и тех произнести не в состоянии. От Нью-Йорка до Копенгагена можно доплыть всего за 55 долларов, Дания достаточно далеко от Нью-Джерси, но медленный вояж на пароходе - плохая замена бегству на своих двоих, а Лилиан чувствует неодолимую потребность именно идти скорым шагом, теряя силы и натирая ноги. Её путешествие - в какой-то мере паломничество, трудная дорога к смерти и забвению, и её надо именно пройти, а если придётся, то и проползти.

Первая остановка на этом долгом пути - город Вифлеем, куда Лилиан входит уже затемно, полумертвая от усталости, пройдя за день почти тридцать миль. Над Вифлеемом светят звёзды, и хочется упасть и уснуть прямо на уличной скамейке, но Лилиан знает, что так поступать нельзя, если не хочешь быть арестованой за бродяжничество. Она, может быть, и дурочка, но не настолько. В пансионе "Святое семейство" каждый путешествующий пешком, наподобие волхвов, может получить койку всего лишь за четвертак, но уснуть у Лилиан еще долго не получается, так она переутомилась. В конце концов, она встаёт, зажигает свечу и принимается перешивать лямки на котомке, делая из неё что-то наподобие рюкзака. Завтра надо будет раздобыть где-то палку - против собак и людей. Людям она теперь не верит даже больше, чем собакам.

К чувству горечи, которое отныне неразрывно с Лилиан, примешивается новое и странное чувство какого-то удовлетворения - и первым самостоятельным поступком, уходом из дома, и тем, что она справилась, не пропала, смогла найти и крышу над головой, и еду - возле купальни в городке Хайбридж она купила хот-дог за два пенса. Сама, без записки от матери: просто ткнула пальцем и протянула деньги.

Она справится. Она сильная.

Нелс Аллинг, оставшийся с двумя младшими дочерьми, бегством Лилиан совершенно сбит с толку, он не знает, как поступить, чтобы еще больше не разозлить Минни, и в итоге даже не заявляет о пропаже дурочки-дочки в полицию, не говоря уже о том, чтобы давать объявления в газеты. Во всяком случае, в газетах той поры ничего о Лилиан нет, и полиция её не ищет. Ушла и ушла, взрослая уже. Деньги у неё есть, не пропадёт. Go west, young lady, go west.

И Лилиан идёт, идёт на запад. Теперь тридцать миль становятся её ежедневной нормой. Она ест в придорожных кафешках, ночует в отелях и пансионах, она купила себе подержанные, но еще крепкие башмаки, вместо деревянной палки в её руках теперь обрезок стальной водопроводной трубы - им она пользуется вместо посоха, обмотав ручку тряпкой, чтобы не пачкать ладони. Америка полна путешествующих автостопом и пешком в поисках работы, еще на одного пешехода никто не обращает внимания. Если кто-то и останавливает машину или повозку с предложением подвезти девушку, Лилиан отметает это предложение резким взмахом руки с зажатой в ней железной палкой и мрачным насупленым взглядом - и непрошеный доброхот отваливает, оставляя Лилиан наедине с её тоской и решимостью. Кроме палки у Лилиан есть и складной ножик - она позаимствовала его в одном пансионе, правда, оставив под подушкой за него целый доллар. Этим ножиком она иногда обрезает свои волосы, и так когда-то светлые, а теперь выгоревшие вообще до белизны бумаги.

Так как Лилиан путешествует без цели, ей всё равно, куда идти, лишь бы не останавливаться. Через месяц пути она уже миновала Чикаго - город она прошла насквозь, не рискнув в нём остановиться, и то на это потребовался целый день! К тому же, и цены в отелях Чикаго оказались кусачие! Да, наверное, и нельзя в большом городе вот так просто зайти в отель в запыленных башмаках и с куском железной трубы в руках - там сразу вызовут полицию! На окраине Лилиан находит ночлежку Армии Спасения; по крайней мере, там не задают вопросов, а брошюрки, которые они дали Лилиан с собой, сгодятся для разведения костра при случае.

Миннеаполис она просто обходит стороной.

Всё-таки, Лилиан хватает ума не идти через прерии - она забирает всё севернее и и севернее, и через два месяца пути достигает границы с Канадой.

Сорок девятая параллель в те годы была почти не маркирована. Пропускные пункты, где путешествующим нужно было отмечаться, стояли только на проезжих дорогах, но через границу вели сотни троп и тропинок, которые не охранялись никак. Так что, пересекая границу с Канадой, Лилиан не заметила ровно ничего. Она и понятия не имела, что перешла в другую страну. Лишь чуть в стороне от тропы она заметила брезентовый полог палатки и костровище - сюда несколько раз в месяц заглядывал верхом пограничный инспектор - но в тот момент рядом не было ни души, и Лилиан даже не замедлила шаг.

В записях пограничных служб США и Канады Лилиан Аллинг не числится.

К западу от Ванкувера лежит почти бесконечная равнина, однообразность которой заставляет убыстрять шаг. Четыре месяца Лилиан идёт на запад, ночуя на фермах и в крохотных городках, выходя с рассветом и не давая отдыха ногам до той поры, пока тени не начнут удлиняться. Приятно, что фермеры, как правило, не требуют денег за ночевку, а то половина сбережений Лилиан к этому моменту уже потрачена. Состояние души, которое во время этого долгого пути владеет Лилиан, можно охарактеризовать как "сон на ходу" - тоска перегорела, монотонность дороги нагоняет странное спокойствие, лишь не прекращающийся "зуд в пятках" гонит Лилиан вперед. Если бы не это стремление оставаться всё время в движении, её жизнь можно было бы даже назвать приятной. Прошлая жизнь в Нью-Джерси кажется сном. Минни? Кто такая Минни?

Постепенно на горизонте начинают вырисовываться горы, и они не сравнимы с теми, которые Лилиан оставила позади, когда брела через Огайо и Западную Вирджинию. На их вершинах лежит снег. Лилиан впервые видит снег в августе. Да, сейчас уже август 1927 года, и Лилиан Аллинг уже полгода не даёт себе передышки.

Карты у неё нет, где она находится - она не знает. Дорог она не разбирает и сначала пытается штурмовать горный склон "с разбега". Ну, не совсем, конечно. Увидев тропу, ведущую вверх по горной долине, Лилиан идёт по ней, пока тропа не кончается у какого-нибудь сарайчика или поленницы и не начинается почти отвесный каменный склон, тогда Лилиан возвращается и пробует следующую тропу. С десятой попытки ноги выводят её на перевал, и дальше уже всё проще. Лилиан не сожалеет о потеряном времени - времени у неё сколько хочешь.

Лилиан уже давно не та жизни не знающая дурочка, которой она убежала из дома. Она больше не инфантильная, она выросла. Теперь Лилиан Аллинг - сильная, выносливая женщина, способная при случае постоять за себя. В душе её нет надежды, но есть уверенность. Она даже перестала бояться говорить - жизнь заставила. Она, конечно, по прежнему молчалива (это у неё в характере) и часто обходится жестом или кривой улыбкой, но при случае Лилиан может уже и объясниться, пусть скупо, но понятно.

В местечке Принц Джордж она проходит мимо бревенчатой хижины, от которой дальше тянутся провода на невысоких столбах с перекладиной вверху. Это первая станция Юконской телеграфной линии - этому чуду техники предстоит сыграть в жизни Лилиан заметную роль.

Телеграфная линия в таком богом забытом месте была порождением золотой лихорадки конца девятнадцатого века, когда тысячи золотоискателей устремились вдоль отрогов Скалистых гор в направлении Клондайка. Их первый перевалочный лагерь раскинулся возле полузаброшенного городка Телеграф Крик. Связь с "Большой землёй" стала жизненной необходимостью, и в 1899 году Канадская служба почт и телеграфов начала строительство линии вдоль всего западного побережья страны. Электрические батареи были тогда довольно слабыми, поэтому телеграфные станции располагались миль через тридцать - как раз длина дневного перехода Лилиан. Избушки станций стояли очень уединенно. На каждой станции весь год жили двое - телеграфист и линейный мастер. Телеграфист почти круглосуточно принимал и записывал сообщения, затем вручную передавая их азбукой Морзе следующей станции, а линейный мастер поддерживал в порядке линию и соединял обрывы провода. Смена приходила раз в год, тогда же завозились и припасы. Всё остальное время служащие станций были предоставлены сами себе и своей работе. Надо ли говорить, что появление странной молчаливой женщины, симпатичной и таинственной, было для них целым событием?

- Алло, Джон, как слышишь меня, старина? - говорил в трубку линейный мастер, сидя на столбе, и скручивая вместе провода, освобожденные от прорезиненой оплётки. - А у нас тут женщина была! Ага, всю ночь! Не-е, мы же джентльмены! Хорошенькая, ага! Черт её знает, куда и откуда идёт. Молчит. Молчаливая, говорю, ничего не рассказывает. Сейчас к твоей станции идёт, сам и расспроси. Может, тебе повезет больше. Удачи, старина, конец связи.

И Джон на следующей станции уже был заинтригован до невозможности. К вечеру он не сходил с крыльца, а когда на тропе показывалась идущая быстрым шагом Лилиан, Джон уже мчался в хижину, ставить на огонь чайник. Лилиан предлагали ночлег (из уважения к даме линейный мастер и телеграфист спали валетом), Лилиан снабжали припасами, давали ей кучу советов и даже дарили подарки - так на одной из станций она получила вместо старой своей котомки настоящий рюкзак с широкими лямками и железными пряжками. Утром Лилиан отправлялась по тропе к следующей станции, а вперед неё по проводам летели вести о её передвижении. Так что, когда Лилиан добралась до городка Хазелтон, она уже была широко известна.

Хазелтон был большим, по меркам Британской Колумбии, городом - там была даже тюрьма и выпускалась газета. И пускай в этой тюрьме было всего восемь камер, а вся газета состояла из двух страниц без единой фотографии, это ничуть не умаляло величия Хазелтона. Редактор газеты, он же единственный корреспондент и наборщик, никак не мог пройти мимо такого материала: таинственная путешественница - кто она, и куда идёт?! Нет, золотоискатели-то по тропе летом проходили часто, но женщина и поздней осенью - это было что-то особенное. Эта загадка будоражила воображение.

Лилиан категорически отказывалась от любого общения и ни с кем не собиралась разговаривать. За долгие месяцы путешествия она уже научилась окорачивать все расспросы суровым взглядом и крепко поджатыми губами, не сплоховала она и тут. Газетчик не услышал от неё ни слова, а писать-то о чем-то надо было, поэтому очередную статью редактор "Хазелтонского весника" заполнил своими измышлениями и спекуляциями.

Лилиан газеты не интересовали, она вообще и читала-то с трудом. Не задержавшись в Хазелтоне и на день, Лилиан двинулась дальше по Телеграфной тропе, а провода над её головой гудели, передавая от станции к станции её историю. Пусть никто не знал её имени, но она уже стала местной знаменитостью.

В горах зима наступает рано, снег ложится уже в конце сентября, и температура даже днём держится ниже нуля. Лилиан, одетая примерно в то же, в чем она в марте выбежала из дома, мерзнет, ёжится, сутулится, но упорно идёт вперед, согреваясь лишь движением. Ботинки, которые она купила тысячу миль назад, давно развалились, и Лилиан по одному меняла их на случайно найденые в придорожных канавах мужские - сначала на одной ноге, потом, миль через сто, на другой. В носки ботинок она напихала бумаги, стельки смастерила из картона. Работники телеграфных станций приходят в ужас, когда видят её разномастные "дерьмоступы".

Станции нумеруются, начиная от Хазелтона; до городка Телеграф Крик их насчитывается одна дюжина, как раз на двенадцать дней пути. Телеграфист третьей станции после ухода Лилиан делится по проводу с коллегой своими опасениями, что вояж этой таинственной, вечно молчащей женщины через неделю-другую может закончиться плачевно: стоит Лилиан попасть в буран или просто подвернуть ногу - и она неминуемо замёрзнет во многих милях от ближайшего жилья. Надо что-то делать, решают связисты и отбивают телеграмму шерифу Хазелтона.

Из Хазелтона по следу Лилиан выезжает конный помошник шерифа и догоняет её уже на полдороге к Телеграф Крику. Загородив грудью коня дорогу Лилиан, он безукоризненно вежливо интересуется, куда юная леди держит путь. Лилиан нервным жестом показывает куда-то в сторону севера. Полицейский спрашивает, ждёт ли кто молодую леди в следующем городе? Лилиан поджимает губы и дёргает головой - нет, никто не ждёт. Помошник шерифа  спешивается и, расстегнув полушубок так, чтобы была видна жестяная звезда, выражает желание посмотреть документы прекрасной путешественницы. Лилиан скидывает с плеча рюкзак и начинает в нём копаться, надеясь долгими поисками истощить терпение спрашивающего, но помощник шерифа, похоже, готов ждать вечно. Поиски, понятно, заканчиваются ничем и приходится признать - документов у неё нет никаких. Помощник шерифа просит его извинить, но он считает, что в таком случае всем заинтересованным сторонам будет лучше, всё же, вернуться в Хазелтон. Это означает, что Лилиан арестована за бродяжничество.

Единственный плюс всей этой истории в том, что теперь закутанную в одеяло Лилиан везут в Хазелтон на лошади.

(Продолжение следует)